Когда омовение было почти завершено, неожиданно прозвучал сигнал телефона. Митрополит взял в руки дорогой царский подарок и взглянул на прислугу. Молчаливые слуги тут же с поклонами удалились.
Митрополит же ответил на сигнал вызова. Раздался такой знакомый голос царского сына:
— Ваше Высокопреосвященство, я не совсем понимаю, что происходит. Ни днём, ни ночью покоя нет…
— Я уже слышал о произошедшем, Ваше Величество, не переживайте за то, что произошло — это всего лишь проба пера. Мы будем продолжать совершенствоваться в творчестве, — ответил митрополит. — И если идея ночью не приходит, а также что-то мешает её приходу днём, то стоит оглянуться вокруг и понять — в чём причина отсутствия Музы? Может быть, её появлению мешают посторонние силы? Кто-нибудь постоянно отвлекает?
— Возможно и отвлекают, но кто?
— Владимир Васильевич, в этом могут быть заинтересованы другие авторы, которые считают, что их творения тоже заслуживают упоминания в летописях.
— В таком случае нам следует выяснить авторов иных творений и постараться создать произведение в тандеме? Ведь если мы преследуем одну и ту же цель, то почему бы не объединить усилия?
— Я с удовольствием займусь поисками других авторов, — произнес митрополит в телефон. — Не извольте беспокоиться. Лучше вместо этого прочитайте двадцать раз «Отче наш» и попоститесь до обеда.
— Я так и сделаю, Ваше Высокопреосвященство, — ответил царский сын, а потом, после небольшой паузы, спросил: — А правда, что царскую волю считают самой главной днём, а перед волей Ночных Ножей преклоняются ночью?
— Это всё глупости и придумки воров и убийц, которые они сами же распространяют для наведения страха на будущих жертв. Увы, не все жертвы верят в эти глупости и придумки, поэтому даже Ночным Ножам дают отпор, — мягко ответил митрополит. — Но я уверен, что придет тот день, когда царская воля станет настолько жёсткой, что переломит хребет всем ворам и убийцам в столице и её окрестностях. И я буду счастлив увидеть этот день, Ваше Величество…
— Я думаю, что рано или поздно, но он наступит, Ваше Высокопреосвященство. Всего доброго и до встречи на обеде, — послышалось в телефоне, а после наступила тишина.
Митрополит отложил телефон в сторону и задумчиво провел губкой по груди. Что ж, первая проба пера оказалось крайне неудачной. В этой пробе погибло семеро не самых плохих бойцов из Ночных Ножей, а это означало, что про ведарей не зря ходят такие слухи. Следовательно, нужно принимать юного выскочку всерьёз, а не просто отмахиваться мухобойкой.
Для ведаря мухобойки мало, тут нужен калибр покрупнее…
Глава 11
«Меч и слово — вот что у ведаря не должно тупиться никогда»
Кодекс ведаря
Мы вылезли не через двести метров, но разве скажешь об этом Сафронову? Он был четко уверен, что мы прошли ровно это расстояние и ни метром больше!
Я не стал его разубеждать. А зачем? Всё одно ничем этот спор не закончится. Сафронов будет стоять на своём, а я на своём. В конечном же итоге даже победа в споре ни к чему не приведет, как и поражение.
Вместо этого мы вышли на улицу в районе Китай-города. Сафронов сделал такое лицо, как будто он сюда и планировал вылезти. Мы сделали такие лица, как будто ему поверили.
До вокзала ещё несколько километров, но туда торопиться уже не имело смысла — закрытие Омута потребовало времени и теперь поезд ушел без нас.
— Как будем догонять? — спросил Сафронов у нас. — С царской охраной связываться опасно — внутри кто-то очень не любит Ивана Васильевича.
— Ловим такси, — пожал я плечами в ответ. — Если поторопимся, то можем успеть перехватить поезд в Сергиевом Посаде.
— Да? Может быть, тогда успеем по пути заехать куда-нибудь помыться? — с надеждой в голосе спросил Годунов. — А то мне кажется, что одежда провоняла насквозь канализационным абмре.
— Потерпим, — ответил я и вытащил телефон.
Хоть зарядки оставалось и немного, но хватило, чтобы вызвать такси.
Пожилой таджик покосился на нас, когда мы ввалились к нему в машину. Я вытащил несколько купюр:
— Многоуважаемый, не морщи нос. Это вот за неудобство, а это за химчистку. Ещё получишь сто рублей сверху, если домчишь нас до вокзала Сергиева Посада вовремя! Не смотри так — были обстоятельства…
— Понял, дарагой! — отреагировал таксист и тут же стартовал с места.
Я откинулся на спинку сидения, нимало не заботясь о том, что могу его испачкать или пропитать запахом. Заплаченных денег хватило бы с лихвой, чтобы полностью выскоблить эту механическую карету. Мне же надо было чуточку отдохнуть и перебрать полученные сущности.
— Вы эта… гости столицы, да? — услышал я краем уха голос таксиста.
— Уважаемый, веди машину и меньше спрашивай, — посоветовал я в ответ. — Не прими как грубость, но мы слегка устали и предпочли бы ехать в тишине. Или музыку какую поставь, только не этих своих, заунывных аксакалов…
— Ой зря, хароший музыка у нас. Душевный! — хмыкнул в ответ оскорбившийся таксист, но всё-таки замолчал.
Да знаю я, что водитель такси — это навигатор, психолог и иногда невольный свидетель караоке-выступлений на заднем сиденье. Но сейчас мне нужно было немного тишины.
Молчаливый Тычимба уже успел сформировать в хранилище полученные сущности так, что в моем нагрудном кармане появилось три небольших колбочки. Эти самые колбочки потом можно будет продать людям, ценящим получение жизненной энергии. От волокуш немного прихода, но зато и проблем с получением сущности тоже мало.
Три колбочки тянули на шесть сотен. Немного, но всё-таки какой-никакой заработок.
Тем временем мы выбирались из Москвы. Утренний поток «замкадышей» уже успел превратиться в густую заводь, но таксист умело маневрировал, то ныряя в близлежащие дворы, то протискиваясь в нереально узкие щели. Хоть моргал аварийкой в ответ на возмущенные сигналы и то ладно.
В Москве всегда так — утром наводняют приезжие с Подмосковья, вечером они же дружной толпой стремятся быстрее вырваться из каменных джунглей. Нам «посчастливилось» попасть на утренний забег.
И мы почти выбрались из белокаменной, когда на перекрёсток с диким рёвом выскочила лакированная чёрная «Победа». Нагло, беспринципно, на красный свет!
Наш таксист ударил ногой по тормозам, но машина не смогла среагировать также быстро, как человек. Такси боднуло в край выскочившего наглеца так, что того занесло и развернуло на полосе. «Победа» едва не зацепила стоявшие неподалёку машины.
Из автомобиля тут же выскочил молодой человек в дорогом костюме. Его белые прилизанные волосы даже не растрепались от удара, но на холёном лице была написана такая злоба, как будто таксист обесчестил всех женщин его рода вплоть до пятого колена!
— Ты! — завопил он ещё на половине дороги до такси. — Ты, водила грёбаный! Неужели не видишь, кто едет? Чего вылупился? А ну вылазь, сейчас будем считать ущерб! Ты у меня последние штаны продашь, чтобы всё покрыть, шаромыжник тупоголовый!
— Я… я… Зачем ругаишься? — заблеял побледневший таксист.
— Ты знаешь, кто я? — подскочил ближе белобрысый и дернул за ручку двери. — А ну открой, а не то я тебя через окно вытащу!
— Я знаю вас, Иван Петрович! — проговорил Сафронов, вылезая с заднего сиденья. — Вы сын боярина Петра Ивановича Шуйского, особы, приближённой к царскому трону! И также я видел…
— Что ты видел, пёсий сын? — тут же тявкнул белобрысый. — Видел, как этот урод протаранил мою машину?
Сафронов хотел было что-то сказать, но под суровым взглядом белобрысого прижал руку к груди и поклонился. Не склонившийся перед созданиями Бездны он опустил голову перед боярским сынулей.
Хотя и его можно понять — в Омуте Бездны он отвечал за себя и за нас, а сейчас за ним стояли ещё жена и дети. Если что, то Шуйские могли устроить «райскую жизнь» не только тому, кто их огорчил, но также и их семьям.
— Так что, что ты видел? — снова выкрикнул Шуйский.